Рецензия на Damnatio memoriae

Весьма интересная работа и нехарактерная Гельвичу, так как она об юриспруденции и её казусах. Небольшое художественное исследование о преступлениях против человечности. Диктатор натворил военных преступлений, проиграл и отравился, но его клонировали, воскресили, затем решили судить. Звучит абсурдно, но это вполне правдоподобно. Когда судят за преступления против человечности, то объектом становится не человек, а идеология, идея, проводником которой и является подсудимый. Вина человека всегда очень расплывчата. Да, клонированный герой никаких преступлений не совершал т.к был создан уже после окончания войны, но и оригинальный диктатор тоже преступлений не совершал - он отдавал приказы. Всякие геноциды уже творили его подчинённые, причём с энтузиазмом и огоньком. Конечно, у большинства не было выбора, ведь за отказ выполнять приказ их бы поставили к стенке, но чекисты тоже без энтузиазма и веры работать не могут. Чтобы система худо-бедно функционировала, хотя бы треть её представителей должны её ценности разделять и поддерживать, а по хорошему - больше половины. Герой не стоял у каждого за спиной и не угрожал пистолетом, это абсурдно, и все преступления люди творили сами.

Идея судить клона диктатора парадоксальна, но в ней есть свой резон. Его судят за то, что он вспомнил свою прежнию жизнь, стал собой и поверил в ту идею, что принесла столько разрушений. Этот процесс сродни средневековой инквизиции, где подсудимый не человек, а черти и ересь внутри его тела. Герой не архитектор реваншистской Паневропы, он и его сознание - символы, служащие ориентиром для огромного числа строителей. Хорошей аналогией тут будет маяк. Чтобы корабль в темноте куда-нибудь добрался - ему нужен ориентир, который позволит капитану с командой определить их место в пространстве и построить маршрут. Но виноват ли маяк, если корабль нарвался на скалы? Одновременно и виноват, и не виноват. Смотритель маяка мог и не знать в моменте, что именно сейчас по его свету какой-то неудачник развалил свою шхуну, но без света и аварии бы не было. 

Правитель всегда сакральная фигура и выполняет важную ритуальную функцию, он - квинтэссенция государства, сплюснутая в точку и доступное выражение идеи страны. Царь это подставка под скипетр, корону и державу. Но сам правитель всё ещё остаётся человеком, хоть и наряжен в ритуальные одежды, что скрывают человечность. В этом кроется огромный конфликт: позволительно ли вообще правителю быть человеком, или он должен быть идеей? Лорченков как-то сказал, что непротивление Николая II революции было огромной трагедией для страны, народа, государства, но при этом стало личным триумфом гражданина Романова, как христианина. Колян выбрал веру, а не долг и можно ли его за это судить? Да можно, было бы желание. Но в любом случае на скамье подсудимых окажется не его личность, а одна из её частей, или долг перед государством, или православная вера. Не нравится пример Романова - возьмите Горбачёва. Тот тоже мог взбрыкнуть и перевести путч республик в гражданскую войну, где имел все шансы победить. Думаю, армия встала бы на его сторону.

По Эволе та самая традиция, что подчиняет себе правителей и выражением которой те являются, априори непознаваема и антагонистична человеку и его восприятию материального мира. Впрочем Эвола всегда ставил долг превыше всего, а христианство презирал именно за пример с Романовым. Христианство заставляет правителя предать свою надчеловеческую роль. В рассказе же Алекс колеблется и так и не делает выбор, думаю, что его не сделал сам автор, но это не удивительно, некоторые и до конца жизни определиться не могут, а некоторые поставить сам вопрос не в состояние.

Наказание забвением весьма логично, ведь судят не человека, а идею, которую не высечь, единственное, что с ней можно сделать, забыть. Но тут кроется другая проблема. Идея это определённое восприятие мира, оно не берётся из неоткуда, а является следствием произошедших событий и случившихся вещей. Идея всегда реакция на реальность, осмысление реальности по всем правилам логики. Проблема в том, что наказание идеи реальность не меняет, как и не отменяет её возможную правоту. Это и продемонстрированно в рассказе. Что клон, что государство, возвращаются к своему мировоззрению не смотря ни на что, а война начинается заново. Возвращение Наполеона и очередные сто дней. 

Рассказ Гельвича отсылает нас к правому дискурсу и истории стигматизации правых взглядов после ВМВ, полемизирует с Нюрбергом. Демонстрирует, что наказание веры и идеологии не приводит к её уничтожению, а повторное воспроизведение ситуаций и проблем приводит к повторной реакции по проторенной дорожке. Ну осудили фашизм и нацизм в 45-46-ом, а стоило экономике дать сбой, так мир начал быстро праветь. Кик тик?