Юрий Орлов

В полной темноте кухни царила тишина, нарушаемая лишь размеренным похрапыванием из-за двери спальни. Но для двух маленьких силуэтов, затаившихся за плинтусом, это был час «М». — Повторяю задание, — прошептал Боря, старший мышонок, прижимая к уху ракушку-рацию. — Цель — корзина с фруктами на столе. Особенно опасна и интересна груша — она уже неделю лежит, идеальная кондиция. Препятствие… — он тяжело сглотнул, — …Объект «Усатый». Его напарник, юный Шустрик, со страхом посмотрел вглубь...

Лена сидела на полу, уткнувшись носом в экран планшета. На экране кот в смешной шляпке тыкался мордой в огромные, подпрыгивающие мыльные пузыри. — Папа, смотри, какой кися! — прошептала она, не отрывая взгляда. Игорь, пивший на кухне кофе, отозвался неопределённым «М-м?». Он уже боялся этого тона. Тона «смотри, какой кися». Последние две недели всё в мире Лены сводилось к котам. Мягкие игрушки, книжки, мультики, даже облако на небе, которое «совсем как пушистый кися». — Папа, — Лена...

— Дорогой, — голос Оли прозвучал из прихожей, пока она на одной ноге прыгала, пытаясь надеть туфлю. — Я бегу, опаздываю на планерку на полчаса! Леночка позавтракала, одета. Осталось только причесать. Игорь, доедавший бутерброд на кухне, издал спокойное «угу». Фраза «осталось только» всегда его настораживала, но сейчас всё казалось под контролем. — Причесать? — переспросил он, уже чувствуя подвох. — Да! Не забудь косичку. Или хвостик. Чтобы красиво! В садике сегодня утренник, точнее...

Есть в русском языке точки кипения. Места, где норма перестаёт быть нормой и превращается в личное оскорбление. И самое хрупкое из этих мест — он. Вернее, оно. Или... вот и мы уже в ловушке. Правило простое, как удар чашкой об стол: «кофе — он мой». Мужественный, крепкий, с гущей на дне. Пришёл к нам в XVIII веке как напиток бодрости, статуса, почти что воинской доблести. «Он» — и точка. Это было прекрасно. А потом пришла жизнь. Язык, который мы слышим на улицах. Язык, который живёт...

В русском языке есть две породы людей. Одни интуитивно пишут «воИн» — и проходят дальше, как ни в чём не бывало. Другие каждый раз открывают словарь, смотрят в него три минуты, закрывают, тяжело вздыхают… и всё равно пишут неправильно. Потому что русский язык — это не свод законов, а затяжная партизанская война в наших головах. И главный фронт этой войны — многовековое противостояние «воИн» против «воЙн». Смотрите, вроде бы всё просто: воИн — это человек с мечом. ВоЙна — это событие, где...

Есть в мире три вещи, которые невозможно сделать без боевых потерь: починить Wi-Fi, спокойно пройти мимо LEGO в магазине(даже если ты живешь один, тебе 45 и у тебя борода) и — самое главное — выбросить старые игрушки ребёнка . Если вы хоть раз пытались провернуть это мероприятие, то знаете: это не просто наведение порядка в квартире. Это дипломатическая миссия уровня ООН, причём без права вето. Ситуация всегда начинается одинаково. Ты смотришь на полку, где стоит плюшевый динозавр без...

Жи–Ши: культурное наследие, или ПОЧЕМУ нас мучили этим в школе Есть на свете вещи вечные. Гравитация. Сансара. Очереди в «Пятёрочке». И, конечно же, священный заклинательный комплекс русского языка — «Жи–Ши пиши с И». Ты можешь забыть дату Куликовской битвы. Ты можешь перепутать родительный и винительный. Ты можешь не знать, где ударение в слове «тОрты». Но стоит тебе, ничего не подозревая, написать «жы» — и из небытия материализуются трое: учительница русского языка, бабушка с ремнём и...

В тёмном углу комнаты, где-то под столом, на пыльном системном блоке, зажглась крошечная синяя лампочка. Она оповестила мир о том, что у Дениса началась очередная ночная смена по улучшению мира. Нет, Денис не был спасателем. Не был врачом. Да и не политиком, чьи законопроекты могут сделать страну лучше хотя бы в теории. Он был обычным рабочим на заводе. Его работа сводилась к простому: сидеть у конвейера и вовремя нажимать кнопку «Стоп», когда другим нужно снять с ленты заполненный...

— Итак, — психолог, женщина с безупречно прямыми плечами и голосом, будто отшлифованным на курсах для телеведущих, — расскажите, что вас привело ко мне. — Меня? — переспросил я, чуть щурясь. — Ну, если быть точным, не совсем меня. Того, кто меня описывает. — Простите? — Ну… там… в книге. Или где я там живу. Она моргнула. Секунд пять просто сидела, будто пыталась вспомнить, где в инструкции к пациентам пункт про «пришёл из текста». — Хорошо, — наконец сказала она с тем самым...