Хорошо, когда все дома

Говорил, расскажу, почему был в деревне главным. Говорить особо нечего: я просто был там один. 

И в этой деревне, и ещё в соседних двух. Как в детском стишке:  «...больше в деревне никто не живёт».

Я вот вечно рассказываю вам истории, какой я офигенный дачник, но это всё, оказывается, враньё. Ну или это я раньше был так хорош, а теперь цивилизовался и могу только еду через приложение заказывать. А через пограничную реку вплавь за сенбернаром уже не могу.

Короче, легко быть крутым, когда приезжаешь на готовенькое. 

Сейчас не так: дом всю зиму простоял пустой и нужно его реанимировать. Я хоть и на два дня приехал, а все равно надо как-то жить. 

Открываешь дверь — и изнутри дома веет могильным холодом и кислой сыростью. Долго кормишь печку бумажками, как будто заново приучая её пользоваться тягой. Потом долго раскачиваешь газовый баллон (у нас элитное жильё), пока газ из него просочится в плиту. 

Все деревянные предметы, которые трогали руками, покрыты пушистой плесенью — стулья, ножи, разделочные доски, подставки под горячее. То же с полотенцами, тряпками и мылом. Наверное, всё остальное плесенью тоже покрыто, только не так явно. Брр.

Идёшь на колодец за водой и в сарай за дровами. Передвигаться по дому и всем придомовым постройкам нужно строго пригнувшись — везде стерегут низкие дверные косяки. В детстве я разок пытался въехать на велике прямо в сарай. И в некотором роде таки въехал. Прямо в сарай. 

К вечеру в доме наступает уют: жарко, светло, необходимый минимум предметов очищен от плесени, готова еда и чай налит. Можно отдыхать.

У меня с собой ещё книжка была по древней истории, но я, ей-богу, читать её больше не стану. Полчаса чтения — и что, вы думаете, я теперь знаю?!

Австралопитеки — не из Австралии.

Неандертальцы — не наши прямые предки.

Древние люди перешли из Евразии в Америку пешком по земле. 

Нафиг мне такие культурологические потрясения. 

Кстати о потрясениях. Ночью в полной темноте слышно, как по одеялу, громко шурша, переставляет лапы какой-то жук. Даже можно различить, что он прихрамывает на заднюю лапу. Вот так лежишь во тьме, совершенно один в этом мире, и тут неплотно закрытая створка шкафа берёт и — ИИИИИИИИИИИИИиииии! — медленно открывается.

Психологический эффект не хуже, чем от падения гитары у изголовья кровати. Только гитара производит испуг сразу во всём организме, а скрип шкафа проходит от горла по пищеводу до самого твоего, кхм, дна, и дальше расползается по рукам и ногам ледяными иглами. 

Но засыпается от пережитого особенно сладко. 

День в деревне очень длинный. Вот ты проснулся, стряхнул с себя всех крылатых насекомых, которые за ночь налетели с потолка, повалялся всласть. Потом встал, затопил печку, умылся, приготовил завтрак, принёс воды, принёс дров, чего-то там ещё прибрался, обошёл дозором деревню, ещё чайку попил, на крыльце посидел — а на часах только одиннадцать утра. 

А в городе только присядешь почту проверить — и хоп, пять часов прошло. 

Я ещё гулял по окрестностям, но про это уже как-нибудь потом и в фотографиях. Будет серия «Русские хтоники».