Артёмка Клён

Как создаются миры? Как появляются персонажи, которые потом сами начинают тебя поправлять? Сегодня я решил приоткрыть внутреннюю кухню — ту самую, куда обычно не пускают Иногда я пишу как ураган: пальцы летят сами, и мир рождается прямо на глазах. Иногда — как часовщик: аккуратно подбираю детали, характеристики, запахи, травмы, ценности. Иногда — как археолог: откалываю слой за слоем, пока не появляется живой человек. И именно об этом — два новых материала, которыми хочу поделиться. ...

Вот куда я исчез на целую неделю. Ответ простой, но честный: 1. Мне нужен был перерыв от прозы. Главы 11-12 получились такими эмоциональными, что вытащили из меня немало нервов. После них мне нужен был воздух — иначе я бы просто выгорел. 2. Учёба остаётся моим главным приоритетом. Я не могу писать, если знаю, что отстал. И не хочу. Всё-таки мне важно учиться хорошо. 3. Я всё равно писал… но стихи! Пока отдыхал от прозы, родилось аж десять новых стихотворений. Два из них — стали...

В новой главе я разбираю одну из самых тихих, но самых опасных форм боли — ту, что маскируется под «взрослость». Иногда подросток не кричит, не спорит, не бьёт дверьми. Он делает страшнее: начинает вести себя слишком разумно. Слишком спокойно. Слишком «как будто справляется». На самом деле это не зрелость. Это защитная маска, которая трещит изнутри. В этой главе Артём именно так и поступает: пытается быть сильным, принимает «взвешенные решения», отступает в сторону, чтобы «не мешать». И шаг...

Мне хотелось показать, как мир может перевернуться в одно мгновение, не из-за злого умысла, а из-за простого, будничного счастья другого человека. Как боль может быть не громкой, а густой и беззвучной, как вата, и от этого — еще невыносимее. Что ждёт читателя в этой главе? Абсурд как лекарство. Иногда чтобы не сломаться, нужно не плакать, а смеяться до слёз. Или кусаться. Или слышать, как по коридору бежит рассерженная медуза . Спасение в странном. Помощь приходит не в виде готовых...

Я решил изменить подход к структуре главы. Раньше я писал главы по 12–14 тысяч символов, иногда по две за день. Сейчас хочу работать иначе: целая глава, разделённая на части, как настоящие подглавы. Это даст мне возможность глубже раскрыть эмоции, создать контраст между светом и страхом, свободой и стыдом, и удержать читателя в том состоянии, в котором я сам бывал. Глава 10 будет больше — ориентируюсь на 40–50 тысяч символов. Я понимаю, что это займёт больше времени , и да, эгоистично это...

Я писал эту главу, возвращаясь к воспоминаниям о столовой и о том, как всё внутри меня скручивается, когда тело просто не слушается. Вспоминал каждый момент: дрожь в ногах, ком в горле, этот тяжёлый камень стыда, который сидит в груди и не даёт дышать. Добавлял детали, которых тогда не заметил: как вода обжигает горло, как ложка весит в руке, как взгляд взрослого может одновременно напугать и успокоить. Мне было важно показать не просто реакцию на еду, а целый внутренний мир — страх, стыд,...

Я писал эту главу наутро после того кошмара, буквально по свежим следам. Боялся, что чувства выветрятся, а детали — поблёкнут. Поэтому ловил всё: липкий холод мокрой простыни, давящую тяжесть в груди, шершавость полотенца и это едкое, взрослое чувство стыда, от которого щёки пылают. Мне было важно показать не просто «мальчик проснулся», а целую вселенную стыда и уязвимости, с которой он живёт годами. Я сам удивлялся, насколько телесным получился текст — эти спазмы в животе, дрожь в ногах,...